Curatorial project: 

Date:

November 16 – December 5, 2012

Title and place:

Zhanna Gladko: personal exhibition Inciting Force
Ў Gallery, Minsk, Belarus

Исследование человеком самого себя едва ли может обойтись без понятия силы. Одно из проявлений силы – мощь происходит от действия, выраженного глаголом «мочь». Именно через этот глагол Мартин Хайдеггер, на которого ссылается в своем тексте к выставке Жанна Гладко, переопределил, практически 100 лет назад, бытие человека.

Это значит, что человек – это не то, что он есть, а тот (та), кем он (она) может стать. Человек – это «могущее бытие» (Sein-können) или «бытие возможностями» и его заброшенность в мир всегда (пусть только потенциально) сопровождается наброском, свободным проектированием этих возможностей. Сила, в таком случае, есть напряжение между заброшенностью и наброском, способность преобразовывать заброшенность в набросок.

Уже в 1949 году Симона де Бовуар внесла существенную поправку в предложенный проект «бытия возможностей» Хайдеггера. Согласно де Бовуар, переход возможностей из состояния потенции в состояние наброска не протекает у всех людей одинаковым образом. И в частности, женщин и мужчин учат совсем по-разному обходиться с силой своего бытия, что в итоге делает мужчину действующим субъектом, а женщину – пассивным и «загадочным» объектом.

В представленных на выставке работах Жанны Гладко мы обнаруживаем, однако, и правоту де Бовуар, и правоту Хайдеггера. Поскольку никакое обучение бытию не имеет линейного характера и скорее удваивается и изгибается в складки.

Девочка Жанна была для своего отца скорее Двойником, чем существом другого пола. Однако быть Двойником другого не означает разделить его пол, гендер и идентичность. Поскольку их формирование не может находится во власти одной единственной инстанции (Отца в данном случае), а зависит от многочисленных инстанций и практик. И именно в зазоре между этими практиками и рождается каждый из нас, как расколотое бытие, так что раскол позволяет не только не закостенеть нашим возможностям (что понравилось бы Хайдеггеру), но и не управлять в полной мере их проектированием (на чем настаивает де Бовуар).

Столкновение друг с другом Жанны-девочки, Жанны-мальчика, Жанны-дочки, Жанны-женщины и Жанны-художницы находит свое выражение в арт-переработке тех символов прошлого, которые «закупоривают» ее в той или иной идентичности. Художница перешивает и штопает адресованную ей речь отца и, одновременно, стремится создать образ себя, который бы соответствовал его ожиданиям. Она опустошает отцовский патронташ, чтобы затем использовать его в качестве своего оружия, облачается в одежду отца, чтобы разоблачить в себе «женщину», которую в ней отец не хотел признавать. Художница одновременно оказывается во власти сил и управляет ими, так что ее идентичность размывается и уточняется одновременно.

Однако уходит ли она при этом от «бытия женщины»? Или придает ему своими экспериментами новое измерение: облачая «женственность» в одежды Власти-Отца и, наоборот, обнажаясь под прикрытием «мужественности»? Возможно ли, посредством такого эксперимента обхитрить те социальные, культурные и политические предписания и практики, которые делают нас такими, а не другими? Или же задача в другом, - в том, чтобы пуститься в бесконечное приключение собственного бытия, не забывая о его конкретности, отталкиваясь от которой только и возможно «спровоцировать силу», источником которой в нас чаще всегда является Другой, целью же можем стать новые мы сами.

Ольга Шпарага, философ

© Zhanna Gladko,
fragments of project
Inciting Force

Как рассказать, чтобы промолчать и не сказать ничего, но тебя услышали? И можно ли разрушить, сохранив и уберечь, уничтожив?

Недавно в частной беседе с коллегами мы вспомнили эксперимент в области квантовой механики, именуемый феноменом «кота Шредингера», в котором кот, помещенный в коробку, одновременно являлся и живым и мертвым. В качестве интеллектуальной игры попытались представить подобную абстрактную коробку и его содержимое: некий конкретный предмет, который разные люди могут классифицировать по-своему. Было предложено множество версий: цианистый калий или пистолет, при помощи которого/которых застрелился Гитлер, школьный глобус, минималистская скульптура Сола ЛеВитта, планшет iPad и прочее. Все предложенные варианты предметов сгруппировались в два основных типа – это либо определенные всем знакомые объекты, в отношении к которым найдется как минимум два однозначных антагонистских взгляда, либо это предметы, проявляющие абстрактные свойства, а потому уклоняющиеся от одностороннего истолкования.

Жанна Гладко уверена, что ни один предмет, человек или явление не может быть классифицирован однозначно. Её сфера интересов и творческий метод как раз заключается в этом амбивалентном отношении к миру хотя и с некоторой оговоркой: художницу больше интересуют не найденные дуалистические позиции объектов, а та тонкая грань, находящаяся между ними, которая была выявлена в этом противоречии. И для нее эта грань скорее не стенка коробки, за которой скрывается некий объект, а ширма, стоящая за этим объектом таким образом, чтобы не скрыть его свойства, а наоборот экранировать и суммировать найденные характеристики.

Художница с первого персонального проекта (который так и назывался «Амбивалентное»), опираясь на практики концептуалистов, работу с реди-мейд объектами и «эстетикой разрушения» разработала собственную художественную стратегию, создав множество произведений, объектов и образов, уклоняющихся от однозначной авторской и зрительской интерпретации. Кажется Жанне Гладко не важно, что оказывается перед этой мифической ширмой: предметы религиозного культа, музейная пыль, работы других художников, бытовые вещи – все в ее художественных исследованиях становится омонимичной абстракцией.

В рамках новой выставки Inciting Force таким предметом авторского изучения стал переломный момент в отношениях Жанны со своим отцом, мотивирующий художницу в течении полугода проанализировать их взаимоотношения при помощи художественных наработанных стратегий. На выстроенной в галерее ширме, она экспонирует предметы из семейного архива, личные вещи отца, специально созданные работы, но не в виде персонального музея, как кажется на первый взгляд, а в качестве авторской стратегии созидания через отрицание – превращающую частную жизнь в универсальную абстракцию, в схему, дистанцирующую нас от поверхностной основы объектов. И как всегда художница избегает прямой оценки, предлагая нам самим разобраться: отец или дочь – кто в этом проекте нам кажется агрессором, а кто жертвой, перед нами представлена фактография ненависти и уничтожения или же созидания и любви?

Сергей Шабохин, куратор выставки

© Zhanna Gladko,
views of the exhibition
Inciting Force

В историю мирового искусства большинство известных художниц входили благодаря содействию отцов. Яркий пример – Роза Бонёр, художница-анималистка XIX века. Ее отец, тоже художник, не только стал учителем для девочки, но и, будучи социалистом и сторонником равенства полов, всячески поддерживал дочь в выборе нетрадиционного для женщины ее времени жизненного пути. «Несуществующая» мать в таких биографиях всегда говорит о дискриминации женщин в культуре.

В патриархатном обществе, где за мужчиной зарезервировано Публичное и Профессиональное, а за женщиной – Приватное и Семейное, социализация девушки, которая намеревается стать в первую очередь профессионалкой какого-либо дела, а не женой и матерью, будет происходить через идентификацию с отцом. Этот процесс неизбежно конфликтен – девушке не стать мужчиной. Захватив маскулинную субъектную позицию, ей придется делать реверансы в сторону традиционной женственности. Так Бонёр, получив специальное разрешение городских властей ходить в мужском платье (в кринолинах на бойни и скотные дворы не попрешь), показывала журналистам шкаф с модными нарядами. Так женщины-политики или предприниматели рассказывают в интервью не о своих убеждениях и действиях, а о том, как им удается соединять карьеру и семью (мужчинам подобные вопросы никогда не задают). Так на выставке Жанны из мужского свитера прорастает огламуренная голова с роскошным изгибом брови и буйными волосами, чем-то неуловимо ядовитым напоминающая бледную поганку. Мне здесь сложно с русским языком – на украинском я бы сказала «отруєним і отруйним» - чем-то, что было отравленным, и впоследствии стало ядовитым само.

Эта отравленность-ядовитость отвечает современному гендерному порядку, который выдвигает жесткие требования к мужчинам и женщинам. Впитывая их с детства, мы становимся отравленными. Не сопротивляясь гендерной нормативности, мы подтверждаем и воспроизводим ее – отравляем. Проект Жанны в этом контексте – выведенная на уровень абстракции повесть об опыте отстройки личности в постоянном соприкосновении с любимыми, но отравленными-и-ядовитыми сущностями.

«Процесс формирования личности» в нашем обществе видится как слияние с доминантными структурами – семьей, трудовым коллективом, нацией. Он будет считаться успешным, только если человек выполняет строгий запрос на конформизм – делай то и это. Именно глаголы затирает в своих работах Жанна. В нормативном контексте любые указания превращаются с доброжелательного учения на невыносимые тяжести, которые впечатываются в тело независимо от того, идет человек на поводу или сопротивляется. Особенно болезненно это происходит в семье, где всегда есть амбивалентность бунта и любви, личных воспоминаний о моментах разделенного наслаждения (прогулкой, вождением, рыбалкой), которые в то же время являются воспоминаниями о давлении.

В этом запутанном, неоднозначном процессе важен момент остановки. Паузы для извлечения личности из семейного узла и путешествия в абстрактные, исследовательские сферы – с которых можно посмотреть на прошлое как на шахматное поле с многими фигурами и факторами, и заново отстроить себя и отношения с близкими людьми. Уничтожение, деформация вещей из семейного архива (карты, патроны) действует как разрушение заданных границ личности (но не прошлого как такового), а их художественная сакрализация – как поиск нового места для отношений с близким человеком, которое способно задать другой формат этим отношениям.

Возвращаясь к теоретическим обобщениям – личный опыт, который демонстрирует Жанна, говорит нам о репрессивных структурах и логике взаимодействия общества, которое калечит в процессе социализации, вынуждает сопротивляться и отстраиваться – тех, кому посчастливилось найти время и ресурсы для этого.

Тамара Злобина,
квир-социалистка и феминистка,
соредактор журнала социальной критики «Общее»